Cradle Of Filth - Thirteen Autumns And a Widow
Текст песни Thirteen Autumns And a Widow
Spawned wanton like blight on an auspicious night
Her eyes betrayed spells of the moon's eerie light
A disquieting gaze forever ghosting far seas
Bled white and dead, Her true mother was fed
To the ravenous wolves that the elements led
From crag-jagged mountains that seemingly grew in unease
Through the maw of the woods, a black carriage was drawn
Flanked by barbed lightning that hissed of the storm
(Gilded in crests of Carpathian breed)
Bringing slaves to the sodomite for the new-born
On that eve when the Countess' own came deformed
A tragedy crept to the name Bathory
Elizabeth christened, no paler a rose
Grew so dark as this sylph
None more cold in repose
Yet Her beauty spun webs
Round hearts a glance would betroth
She feared the light
So when She fell like a sinner to vice
Under austere, puritanical rule
She sacrificed...
Mandragora like virgins to rats in the wall
But after whipangels licked prisoners, thralled
Never were Her dreams so maniacally cruel
(And possessed of such delights)
For ravens winged Her nightly flights of erotica
Half spurned from the pulpit
Torments to occur
Half learnt from the cabal of demons in Her
Her walk went to voodoo
To see Her own shadow adored
At mass without flaw
Though inwards She abhored
Not Her coven of suitors
But the stare of their Lord
"I must avert mine eyes to hymns
For His gaze brings dogmas to my skin
He knows that I dreamt of carnal rites
With Him undead for three long nights"
Elizabeth listened
No sermons intoned
Dragged such guilt to Her door
Tombed Her soul with such stone
For She swore the Priest sighed
When She knelt down to atone...
She feared the light
So when She fell like a sinner to vice
Under austere, puritanical rule
She sacrificed
Her decorum as chaste
To this wolf of the cloth
Pouncing to haunt
Her confessional box
Forgiveness would come
When Her sins were washed off
By rebaptism in white....
The looking glass cast Belladonna wreaths
'Pon the grave of Her innocence
Her hidden face spat murder
From a whisper to a scream
All sleep seemed cursed
In Faustian verse
But there in orgiastic Hell
No horrors were worse
Than the mirrored revelation
The She kissed the Devil's phallus
By Her own decree...
So with windows flung wide to the menstrual sky
Solstice Eve She fled the castle in secret
A daughter of the storm, astride Her favourite nightmare
On winds without prayer
Stigmata still wept between Her legs
A cold bloodiness which impressed new hatreds
She sought the Sorceress
Through the snow and dank woods to the sodomite's lair
Nine twisted fates threw hewn bone die
For the throat of Elizabeth
Damnation won and urged the moon
In soliloquy to gleam
Twixt the trees in shafts
To ghost a path
Past the howl of buggered nymphs
In the sodomite's grasp
To the forest's vulva
Where the witch scholared Her
In even darker themes
"Amongst philtres and melissas
Midst the grease of strangled men
And eldritch truths, elder ill-omen
Elizabeth came to life again"
And under lacerations of dawn She returned
Like a flame unto a deathshead
With a promise to burn
Secrets brooded as She rode
Through mist and marsh to where they showed
Her castle walls wherein the restless
Counted carrion crows
She awoke from a fable to mourning
Church bells wringing Her madly from sleep
Tolled by a priest, self castrated and hung
Like a crimson bat 'neath the belfry
The biblical prattled their mantras
Hexes six-tripled their fees
But Elizabeth laughed, thirteen Autumns had passed
And She was a widow from god and His wrath, finally...
Перевод песни Thirteen Autumns And a Widow
Порождённая распутница, словно отрава тихих ночей,
Её глаза выдавали в ней зловещие чары лунного света.
Тревожный взгляд вечно призрачно блуждает за горизонтом морей...
Обескровленная и безжизненная, Её настоящая мать была изглодана
Хищными волками до такой степени, что лишь её куски принесли
От зазубренных скал, что, казалось, выросли в предчувствии беды.
Сквозь лесные дебри мчался чёрный экипаж,
Окружённый колючей молнией, что свистела в грозу,
(Позолоченный герб карпатского рода)...
Везущий рабов для мужеложцев в честь новорождённой.
В тот вечер, когда Графиня изуродовала сама себя,
Трагедия подкралась к фамилии Батори*.
Крещённая Элизабетой, не бледнее розы,
Выросшая мрачной, словно сильфида,
Не было никого холоднее её.
Но, несмотря на это, Её красота пряла такие сети,
Что сердца, которые попадали в них, с первого взгляда желали обручиться с Ней.
Она боялась света,
И когда она примкнула к грешникам,
Следуя суровым пуританским законам,
Она принесла жертву...
Мандрагоре пришлись по вкусу девственницы, замурованные с крысами в стене,
Но когда ангелы вылизывали иссечённых узников, порабощённых –
С тех пор Её мечты стали неистовыми в своей жестокости
(И ей овладевало необыкновенное блаженство).
Вороны окрыляли её еженощные эротические полёты,
Почти отвергнутая проповедниками,
Иногда она доставляла страдания,
Почти постигнув демонические учения,
Она отправилась к шаману,
Чтобы увидеть свою собственную обожаемую тень,
Совершенную, безукоризненную...
И хотя внутри Она питала отвращение,
Не к шабашу своих покровителей,
А к пристальному взгляду своего Повелителя.
«Я должна отвернуться от церкви,
Ради Его взора, что вводит догматы прямо под мою кожу.
Он знает, как я мечтала о чувственных обрядах
Вместе с Ним, ожившим, в течение трёх долгих ночей...»
Элизабет слушала,
Произнося нараспев вовсе не проповеди,
Волоча за собой такой грех,
Возведя на могиле своей души надгробие.
Она клялась сокрушавшемуся священнику,
Когда, опустившись на колени, искупала свои грехи.
Она боялась света,
И когда она примкнула к грешникам,
Следуя суровым пуританским законам,
Она принесла жертву...
Её поведение было столь благопристойно
Для волка в духовном сане,
Что поджидал Её
В исповедальне.
И всепрощение пришло,
Когда её грехи были смыты
Вторым белым крещением...
Зеркало бросало венки из Белладонны
На могилу Её невинности.
Её спрятанное лицо источало кровожадность.
От шёпота до пронзительного крика
Весь сон казался проклятой
Поэзией Фауста,
Но в этом диком разнузданном Аду
Не было ужасов страшнее,
Чем тех, что отражали зеркала –
Когда Она поцеловала фаллос Дьявола
По своему собственному желанию...
И вот, широко распахнув окна в небеса,
В канун солнцестояния она тайно сбежала из замка –
Дочь бури, верхом на своём излюбленном ночном кошмаре,
Верхом на ветрах, без молитв.
Клейма бесчестия всё ещё рыдали между Её ног.
Безжалостная кровожадность, что породила новую ненависть.
Она искала Чародейку
Сквозь снег и сырые дебри лесов, в логове мужеложца.
Девять изувеченных судеб, обглоданные до костей, брошены умирать
В горле Элизабет.
Проклятие победило и вынудило луну
Мерцать наедине с самой собой.
Среди поваленных деревьев
Вьётся призрачная тропа,
Мимо стонов измученных нимф
В объятиях извращенцев,
В вульве лесов,
Где ведьма обучила Её
Ещё более страшным вещам.
«Среди приворотных зелий и мелиссы,
Среди жира задушенных мужчин
И сверхъестественных истин, древних дурных предзнаменований
Элизабет воскресла вновь».
Она вернулась под растерзанным рассветом,
Словно огонь в черепе,
Обещавший вечно гореть.
Как только Она верхом промчалась,
Сквозь туман и болота, множество тайн вновь показалось
У стен её замка, где беспокойные
Падальщики вели свой отсчёт.
Её пробудила печальная легенда,
Церковные колокола мучили Её, не давая заснуть,
В которые звонил священник, кастрировавший сам себя и повесившийся.
Словно багровая летучая мышь под колокольней,
Лепетали свои библейские заклинания
Шесть ведьм с утроенной силой,
Но Элизабет лишь смеялась в ответ, минуло тринадцать осенних времён,
И Она была вдовой от Бога и Его гнева, в конечном счёте...
* - Батори - в этой песне идёт речь о Элизабете Батори (1560-1614), венгерской графине, известной массовыми убийствами молодых девушек.